Поход в Карелию начался традиционно: с обшарпанного платного туалета Ленинградского вокзала: глупый турникет на входе (и зачем он в туалете?) - но осторожно, не защемитесь, вонь, разбитые толчки, стены ядовито-зеленого цвета, изящно гармонирующие с цветными витражами на окнах. Мутные уборщицы-женщины, матерящиеся на вожделенно разбрызгивающих мужиков-мудаков. На самом деле, это, наверное, не так, поход начался еще раньше, в тот момент, когда я попросил Таню меня собрать: как в тюрьму или в армию. Она подошла к процессу обстоятельно, со знанием дела: принесла мне модный и чистый рюкзак (от старого и грязного я ненавязчиво и галантно отказался, хоть он и был на десяток литров побольше), в котором лежал накомарник, кружка, нож, как у Рэмбо, спальный мешок, два гермомешка вызывающе ярко-красного цвета со зловонно-желтым низом и трехсотый свитер-полартек оттенка молодая сосна. Остальное я, при ее непосредственном участии, приобрел в туристическом магазине на окраине столицы. Получив чек на тысячу баксов, в голове промелькнуло: "На хера мне это говно сдалось?" Таня же неподдельно отчаивались, что деньги так быстро закончились, а я еще не приобрел столько необходимых примочек: топор "Фискарс", запасной полартек, резиновые сапоги, перчатки, фонарик на лоб, кружку-термос и прочее, и прочее.

Привокзальные палатки позади. Игорь и я, радостно позвякивая холодным пивом, идем по перрону. Нас должно быть шестеро смелых, отчаявшихся на этот юношеский фортель. У вагона стоит Юра, грустно сообщая, что проводницы охерели вовсе и под честное слово в вагон не пускают. Вот неторопливо подходит Андрей, он в модной джинсе и коже, с тяжеленной сумкой, которую с трудом волочит за ним шофер. С удивлением узнаю, что шестой едет из Питера и присоединится к нам уже в Петрозаводске. Ждем последнего бойца. Проводницы посмеиваются, мы нервничаем, и, вдруг, видим, как люди на перроне начинают шарахаться в стороны от большого человека, который, весело матерясь, бежит к нам, держа две наволочки под мышками. Наволочки оказываются гермомешками, а человек - Андреем, пятым участником мероприятия. Садимся и вагон, начинаем укладывать вещи с распития купленного пива, вещи не лезут, сваливаем их в кучу на вторые полки купе. Интересуемся о наличии в поезде вагона-ресторана, и нам сообщают, что есть только вагон-буфет. Вот это да, думаю я, как же далеко шагнуло МПС. "А может быть есть и стриптиз-вагон?" - спрашиваем у проводниц, но эти блудливые старушки-хохотушки сообщают нам, что весь поезд, как один стрип-вагон. Ну и дела?! Идем в буфет. Это оказывается половина купейного вагона со стойками и без сидячих мест, а как же романтика дорожных знакомств со злобными официантами и рукой на коленке первой же случайной попутчицы?

Все стойки - это помойка в миниатюре. Локтем сдвигаю объедки на пол: советская действительность торжествует. Меню бара очень специфично: яичница, пюре, эскалоп, сосиски, пять сортов водки, два сорта пива. Не колеблясь, так как уже заколебались донельзя, берем две водки, десять пива, восемь сосисок, шесть пюре, двенадцать эскалопов. Вспоминается фраза мурманской официантки в предыдущую поездку: "Ребята, а у вас, что сегодня праздник какой?" и последовавший дружный ответ: "Да нет, просто покушать пришли". Весело пьем водку, прихлебывая пиво. Юра достает из кармана бутылку бурбона. Начинам возвышенный разговор о женщинах, Андрей предлагает взять баб в Твери, но стоянка всего две минуты: слишком много, чтобы познакомиться, слишком мало, чтобы заплатить. Буфет быстро пустеет, редкие оставшиеся люди начинают казаться приличными, хотя при входе я было подумал: "Ну и рожи..." Тайком заглядывает милиционер, всерьез обсуждается план того, что сделать вначале: спросить у этой гниды документы и потом разоружить или сразу дать в морду и потом спросить документы. Мент, учуяв неладное, растворяется. Буфет пустеет окончательно. Пюре и сосиски уже не подают. С полуслова понимаем намек, берем еще водки и принимаем волевое решение идти спать. По дороге проходим два туалета, оба закрыты, умиленно писаем в тамбуре, проводница что-то кричит, понимаю только: мудаки и остановка, обоссали: что делают мудаки на остановке и зачем они еще что-то обоссали - без понятия. Уверенно движемся к себе в вагон, люди с милой улыбкой захлопывают двери купе, что-то не то, думаю: наверное, они уже устали и просто хотят лечь пораньше, а все такие милые люди: граждане вы мои, родные, мать вашу…. Вот и наше купе. Юра падает на нижнюю полку прямо в кроссовках и засыпает, точнее сразу же начинает храпеть. На дружный мат отвечает, что он еще и не спит вовсе. Захрапывает Андрей, забываюсь тяжелым сном и я.

Утро приходит неожиданно: станция "Лодейное поле", очень хочется в туалет, который опять закрыт, мутит, болит голова. Для разнообразия ощущений выхожу на улицу, ловлю на себе загадочные взгляды проводниц: Да, ну и нажрались мы вчера, думаю, если на нас так пронзительно и сочувственно глядят эти страшные старухи. Прямо перед глазами - спина Ленина, забор, на заборе черным цветом написано: хуй вам. Медленно, как поезд, проходит мимо алкаш в ярко рыжей фуфайке: это, наверное, начальник станции делает утренний обход. Жизнь тягучая, болезненная и тяжелая. Поезд трогается, захожу в вагон, все попутчики смотрят искоса, как на врагов народа. Только Юра в порядке, он достает упаковку "Алка-зельцер" и мы бодро разбавляем по одной таблетке, запиваем пивом. Пиво помогает лучше, лица окружающих светлеют, меня перестают толкать, хоть и стою в центре прохода. Вот и Петрозаводск. Смотрим в окно, там серые измученные люди: наверное, это и есть настоящие карелы? Выходим на перрон, холодно и мутно, ко мне подбегает мужик и резко дергает за рюкзак: будет бить?... Нет, смотрю, улыбается и представляется Алексеем, тут же заявляя, что у него сегодня день рождения и, что он очень рад нашему приезду? Теплые люди, эти карелы. Подходит Роман и наш шестой. Одеваю куртку, холодно и сыро, а мы еще не у воды. Идем к машине.

Вот оно, чудо российского автопрома, раздолбанная белая "Нива". Около машины человек в камуфляже хмуро бросает мне: "А эти то, кажись, подготовленные". - ощущение, что первые несколько групп он потерял. Игорь говорит, что это наш проводник - Миша, и что ему надо бы отдать по 200 баксов. Вяло матерясь и плохо соображая отдаем деньги, лицо проводника светлеет, как начищенное серебро. Вещи укладываются в "Ниву" поверх Алексея, сразу же шутим про его раздавленные яйца, он прижат к стелу, пытается смеяться: с днем рождения, брат!. Нас же в стороне ждет микро-автобус "Митсубиси", комфорт, по сравнению с Алексеем, сказочный. Хорошо, что у меня день рождения в Октябре, а то бы плакали мои яйца уже сегодня. Едем сразу же позавтракать в придорожный салон по продаже иностранных машин. Семеро заходим в салон, заполняя все свободное пространство, особый упор при выборе блюд делаем на пиво, водку и яичницу. Рома вяло советует нам не набираться, так как по приезду на место нас ждет тренировка по управлению плав-средствами. По глазам друзей понимаю, что тренировка, вероятно, не состоится. 10 утра, резко, как по команде, начинают у всех звонить мобильные телефоны, Андрей продает 17 позицию, инструктируя собеседника арестовать танкер сразу же после отгрузки, Игорь спекулирует сахаром, мне звонит китаец и сообщает, что послал срочный факс, на который нужен немедленный ответ. Жизнь закипает. Опять садимся в "Митсубиси" и едем к месту. По дороге нагоняем "Ниву", за ней на прицепе болтаются наши катамараны: как на этой хрени можно плавать - никто не знает. Предложение отказаться от глупой затеи и провести пару дней в лучшем Петрозаводском отеле - отметаем сразу: мы же экстремалы или кто?! Хотя мне кажется, что похожи мы больше на алкашей: все синие и чуть-чуть пьяные.

Добрались, наконец. Ветер жуткий, волны стеной, шторм балла три. Вытаскиваю все, что есть в рюкзаке, включая накомарник, и надеваю на себя. Тупо смотрим на черную воду, которая на барашках - коричневая, как жженый сахар. Такую воду я видел только на Амазонке, но там было тепло, была яхта, красивая природа, повариха Лу, а здесь - что, одна срань, толстенные комары и ветер, сдувающий этих тварей с накомарника. Миша, наш проводник, вызывается съездить за косу и поймать там затишье. Ждем его долго, выпиваем. "Там полный штиль", - кричит Миша, вернувшись. Нам предлагается пешая прогулка за мыс через лиственный лес, Миша едет туда на машине с целью начать разбивать лагерь. Идем долго, по дороге собирая всякие никчемные коряги для жены Игоря. Заходим за косу, ветер такой же, Миша понуро мямлит, что здесь недавно был штиль, что ветер поменялся и, скорей всего, поменяется опять, так что не беспокойтесь и обустраивайтесь. Принимаем его слова к действию и, как по команде, садимся на бревно допивать бурбон. Миша не унимается и постоянно твердит о прелестях выбранного места: сосновый лес - нет клещей, ровная поляна, готовое костровище, справа - можно будет соорудить баню. На вопрос о том, где водятся клещи и чем они опасны, нам говорят, что все клещи в лиственном лесу ("Так что ж ты, сука, нас погнал через него?" - думаю), что они маленькие и все энцифалитные, но нам бояться нечего, так как с нами Миша, а у него - много масла: "Смазываете задницу клеща маслом, он вылезает, бережно кладете его в спичечную коробку и храните до возвращения в Петрозаводск, где клеща сдаете на анализ, а сами идете на укол гамма-глобулина", - напутствует Миша. Сразу трезвею и начинаю лихорадочно ощупывать себя в поисках клещей, их, слава богу, пока не прицепилось.

Оглядываюсь по сторонам и понимаю, что эта стоянка, чем-то напоминает мне предыдущую, да и всю Россию в целом, но никак не могу понять, что это: может березки вдалеке, или сосны, а может ветер и черная вода, или эти лихие комары-акселераты, да нет же, все объединяет она, помойка: да, да настоящая помойка: в костровище свалены бутылки и пустые банки, в ста метрах от стоянки - большая яма гордо возвещающая о том, что данное место популярно у туристов - экстремалов. Становится немного не по себе, но я же советский человек и меня говном не удивишь, думаю. Выпиваю, проблема говна и помоек отступает на второй план, съеживаясь. Миша привозит аккуратно спиленную сосну, Игорь хватает бензопилу в надежде распилить дерево. Пила ломается после первой чурки, а то и верно, что дело мастера боится. Собираем камни для бани. Кидаем их в кучу, камни при ударе друг о друга разбиваются, Миша нас тепло материт, объясняя, что чем крупнее камень, тем лучше он держит тепло, два камня попадают мне по пальцам: то ли я уже пьян, то ли камни кривые попались. Накрываем на стол: пиво, бурбон, коньяк, водка, небольшой пакетик колбасной нарезки, хлеб и свежий лук. Едим не запивая, точнее пьем не закусывая. Справа потрескивает костер, разведенный Андреем охотничьими спичками и издающий зловонный запах, источающий черный дым, чуть дальше греются камни для бани.

Походная баня - это отдельная песня. Камни разогрелись. Угли погашены. Все эта куча накрывается палаткой, внутрь кидаются пенки, чтобы на них сидеть, мы голые и слегка уставшие залезаем в баню. Сажусь и сразу же оказываюсь голой жопой на ельнике: чувства - непередаваемые, пенка, видать, ускользнула. Сидим, Леха бесконечно льет воду на камни, если этого не делать, то баня остывает и получается, что ты сидишь голый в брезентовой палатке, задницой на елке: чистая романтика, да и только! С дикими криками выбегаем купаться в озеро. Дно в какой-то траве и корягах, вода на удивление не такая холодная, как казалась с берега. Чуть в стороне лежат березовые веники, которых мы сделали кучи, наклонив молодое дерево, но они нам совсем ни к чему, елки в заднице и так уже достаточно. После бани - пытаемся делать шашлыки, мясо быстро сгорает прямо на глазах, рвем зубами угли. Пьем. Клонит ко сну. Андрей уже два часа, как ходит с мигающим фонарем на лбу, выглядит жутковато: свет синеватого цвета между сосен, чистая романтика. Пытаемся петь песни, ничего кроме мотива к старому советскому гимну вспомнить уже не можем. Разговор плавно переходит на женщин, хочется тепла и уюта. Палатки кто-то заботливо разбил. Выбираю самую теплую, в ней храпит Юра и тихо матерится на него Андрей, ложусь с боку. По интеллигентному мату Андрея понимаю, что я тоже чуть-чуть храплю, Андрей, не выдержав "долби-сераунд-диджитал" уходит в ночи. Да и хер бы с ним. Ворочаюсь с боку на бок, пытаясь отвлечься от храпа Юры, бок, который на земле, сразу же стынет, переворачиваюсь. Падает одна из стоек палатки, задетая мной, ну вот, теперь конец, думаю и быстро засыпаю. Первый походный день позади, ждем развития: простуды, воспаления легких, ангины и прочей экстремальной херни...

Хмурое карельское утро. Жить не хочется вовсе. Просыпаюсь раньше всех, бок ломит от холода, голову, вероятно, от голода. Бесцельно брожу между сосен, пытаясь восхищаться природой. Ветер, конечно же, не утих, а только рассвирепел. Подхожу к воде: надо почистить зубы, руки стынут, зубы протестуют. Хлопок по плечу: это Миша, он здоровается и интересуется: "А что у вас, в Москве, совсем ни баб, ни водки нет?". Глупый вопрос, особенно про баб. "Почему?" - спрашиваю. Он объясняет, что вчера мы только и говорили о бабах, обменивались впечатлениями, спорили, чуть не подрались. "Нет, - говорю, - баб у нас до хера! А еще мы же еще пели, гимн, все таки...". При слове гимн, Миша успокаивается и начинает по-деловому разводить костер-помойку. Умываюсь, организм шокирован, а потому перестает мерзнуть, он, наверное, думает, что если будет мерзнуть, то я вообще полезу плавать, а ему это совсем не в кайф. Болит горло. Миша заставляет меня мыть стол, он по своему воспринял мою тягу к воде. Руки деревенеют, и только ноги в ботинках из "Гортекса" злорадно веселятся. Организм распадается на куски. Одеваю шапочку, голова в благодарность перестает болеть. Встает Юра, он в тельняшке и шортах, одно слово - моряк. Вылезает из палатки Игорь. Он хоть тоже моряк, но здесь иное: он одет, как охотник на зимовье, долго и тупо смотрит на воду, интересуется, как можно почистить зубы и где здесь вода вообще, я думаю, что у него уже белая горячка, раз он не видит воды. Игорь просит положить его на катамаран, лицом вниз, чуть оттолкнуть от берега и подержать за ноги: он почистит зубы! Военный моряк! Идея акробатического этюда не вдохновляет никого. Юра купается, ему все равно. Рома вылезает из бани, он немного угорел, бедняга.

Варим кашу, сухое молоко свертывается, но это никого не пугает: больше сахара и соли, и все в порядке. Пью кофе с коньяком, я же городской житель, как ни как. Миша смотрит не меня в оцепенении. Хочется драки? Едим кашу, я крошу в нее зеленый лук, Андрей - в ужасе, мои китайские привычки ему не понять, я же борюсь с цингой. Коньяк собирает организм, голова начинает командовать из под теплой шапки. Собираемся. Лихорадочно засовываем все в гермомешки, сумки не влезают, трамбуем их ногами, нам все равно, нас уже не догонят... Опять моем стол, теперь уже ногами и кладем его поверх одного из катамаранов, сверху беспорядочно наваливаем мешки, мешки падают в воду, Андрей их ловит и промокает. Повесили моторы, закрепили лавки. Все, в путь. Разбиваемся на две группы, в одной - два военных моряка, в другой - одни спекулянты. Я - во второй, мне, даже, мешок попался с надписью «Продукты и питьевая вода». Надо бы добавить: "Не воровать!". Юра, не успев сесть, падает в воду, купается второй раз за день, теперь уже в одежде, во характер то! Я и Андрей сидим спереди, мокрый Юра и очумевший Миша - сзади. Выгребаем от берега, идет хорошо. Волна радостно лижет мысы ботинок, но "Гортекс" пока держит. Врубаем моторы, первый катамаран рванул с места и чуть не врезался в берег, хорошо, что у нас мотор маломощный, только трещит и пукает. Отдаемся всецело на волю стихии. Волны захлестывают по колено, "Гортекс" промокает через две минуты, шторм. Волны, как на картинках, мотор глохнет, первый катер - далеко впереди. Еще волна - и я уже в воде по пояс, стынут ноги и немного яйца, сраный "Гортекс". У Миши болотные сапоги по плечи, он загадочно улыбается. Юре уже все равно. Идем через озеро наискосок, низ туловища отказывает полностью, Андрей начинает беспокоиться о потомстве: тоже мне, нашел время.

Удовольствие длится недолго, всего каких-то два часа, пока не заходим в реку. Здесь волн нет, только байдарочники и утки. Каждый раз, когда утки пролетают над нами, Миша цокает языком, приговаривая: "Смотри! Прям на выстрел заходит! Жаль охота запрещена!". Так всегда, когда чего-то много - это обязательно запрещено. Чавкает мотор, деревенеет жопа, ноет спина. Откидываюсь назад, чуть не проваливаюсь в воду. Разматываем удочки, Миша говорит, что здесь он поймал судака на пять кг, но в прошлый раз. Начинается, думаю, все эта брехня про трофеи. Блесним долго, рыба, вероятно, после наших купаний уже к нам привыкла, а потому не клюет. Заходим во второе озеро, здесь волна поменьше, открываем по шестой банке пива, просто чтобы поменьше было тащить груза. По очереди писаем с катамарана. Миша не унимается, все рассказывает об этих чудных местах, охоте и рыбалке - юный натуралист, прям. Вот промежуточная стоянка, сухомятка и водка, изжога удивляет своей быстротой и размахом. У Юры есть "Рени", пью, изжога превращается в обычную - городскую. Разводим костер на помойке, грею низ живота и ноги, выжимаю штаны и носки. Андрей ставит кроссовки поближе к костру, носки вешает на жерди для котлов. Носки сгорают сразу, кроссовки - чуть позже. Миша торопит, у нас еще два порога сегодня и окончательная стоянка.

Вот и первый порог, издалека видно как он прыгает, Миша выключает мотор и заставляет нас разгоняться на веслах. Гребу, как раб на галерах. Порог проходим быстро, вода заливает за воротник. Второй катамаран, тот который до этого был первый, не гребет совсем, порог проходит весело и расслаблено, по лицу Васи понимаю, что его яйца тоже в воде. Ну хоть не один я такой экстремал! Второй порог - фигня - аквапарк в миниатюре, голова тоже промокает. Выбираем стоянку подальше от клещей, повыше от воды. Причаливаем и начинаем разгрузку, падает в воду Андрей, с интересом смотрим, уйдет ли он под катамаран или нет. Нет, не уходит, вылавливаем. Вещи на берегу, выносим один катамаран. Мне и Юре все равно, мы едем с Мишей ставить сетки. Миша хвастается своей свеже - купленной финской семидесятиметровой сеткой. Начинаем установку, сетку рвем сразу, вначале о корягу, затем, когда включаем мотор: она наматывается на него со свистом, разбрызгивая алмазные капли воды во все стороны. Сетку обрезаем. Ставим вторую более удачно, задеваем только корягу. Занятие быстро утомляет. Возвращаемся на стоянку, выволакиваем катамаран на берег. В пяти метрах от меня с треском падает огромная сосна - это друзья - охуярки готовятся растапливать костер. Здесь тоже помойка, но это уже воспринимается нормально, как часть ландшафта. Комары откормленные, пикируют прямо на лоб, не обращая ни малейшего внимания на запахи репилентов. Мне с детства казалось, что репиленты от комаров только для того и сделаны, чтобы этих комаров привлекать, самкам, видимо, нравится запах и они впиваются с особым остервенением.

Я устал, сижу между мешков. Роман варит заебуриху: вода, тушенка, макароны, картошка. Выгладит ужасно, пахнет еще хуже. Допиваем пиво, звоним в Москву, теплые голоса в трубке придают уверенность. Поем, ругаемся матом, натужно обсуждаем женщин, Миша уже не с нами, он спит в палатке у реки, видать караулит сетки. Я мысленно рисую картину, как завтра утром мы вытащим сети, полные свежей северной рыбы и приготовим утреннюю уху. Бросаем бутылки в костер, они философски лопаются. Успокаиваемся и мы, начинаем отходить ко сну: завтра сложный день: три порога, гребля на веслах, баня и поезд. Забываемся сном, сквозь сон слышу мат из соседних палаток, извещающий Юру, что он немного храпит. Наконец-то пришел долгожданный последний день. Экстрима и так уже через край: горло болит все сильнее, бок обледенел, яйца и голова - в природном шоке. Сегодня - пороги. Но прежде надо снять сетки, полакомиться хариусом, погрузить вещи и моторы на один катамаран и отвезти все это к машине, которая ждет на противоположном берегу. Плывем снимать сетки, я мечтаю увидеть живого хариуса или судака. Обрывки первой сетки долго выковыриваем из-под коряги, в ней много грязи и травы. И этой говеной водой я чистил зубы с утра, думаю. Вторая сетка запуталась меньше, тащится легко, в ней также одно говно! Даже сраной плотвы нет! Ни и дела, может отравлено все. Миша убивается, долго его успокаиваем, однако, выясняется, что он переживает вовсе не из-за рыбы, а из-за порванной финской сетки за тысячу рублей, хочется дать ему три, только б не канючил впустую, гад. Вяло бреду есть кашу и вчерашнюю заебуриху.

Вещи сданы, идем на веслах к порогу. Проходим первый - говно, второй - тоже. И вот он третий, самый сложный - "Большой Толь". Перед порогом кувыркаются кайякеры: подплывают поближе к водовороту и ныряют головой вниз, затем, отчаянно молотя веслом, переворачиваются обратно на воздух и, бамс, опять голой головой в холодную воду. Это особое удовольствие, для тонкого ценителя-краеведа: вода выливается у них даже из ушей и ноздрей, куда уж нам, больным пенсионерам - любителям! Долго фотографируемся на фоне этих чокнутых: еще бы, такое редко где увидишь. Оценив порог, точнее сказать, тупо постояв у кромки воды, садимся в катамараны и проходим слева. Впервые нравится: видать кайякеры воодушевили. Хочу попробовать пройти через центр. Для этого собираю команду из лучших пловцов - профессионалов: Игоря, Ромы, Юры и меня для балласта и безудержной гребли. Долго определяемся, кто и где сидит и что, и когда делает, хотя и так все понятно: греби да ори. Выплываем на центр реки, не вписываемся, табяню, слышу мат и понимаю, что Юра тоже табанит и нас вот-вот развернет. С трудом удерживаем катамаран и неожиданно, как все в России, залетам в водоворот порога. Игорь делает попытку соскользнуть и искупаться, я долго борюсь с мыслью: кого ловить - его или весло, потом понимаю: лучше - его. Акробатический этюд, моя рука за его плечо, он - на правой ноге делает ласточку и, громко хлюпая водой в сапогах, плюхается на свое место, нас крутит и выбрасывает влево, гребем против течения, трудно и противно: радость исчезает, как спирт в больнице. Возбужденные и сырые пристаем к берегу. Миша и интересуется, который час, и мы понимаем, что осталось на все про все три часа, а еще гребля, баня, гармонь и прощание!

Начинается настоящая регата, гребем, как энерджайзеры. Силы уходят, плечо ломит, но в баню хочется больше. Все синеет же уже от этого экстрима. Природа дышит нам в лицо ураганным ветром, гребем, как киты от китобоев. Пороги пролетаем, не замечая, сейсмометр настроения показывает минус десять баллов по шкале Ушакова. С бешеной скоростью проплаваем баню, Миша пытается нам ее показать и похвалиться, как живописно она стоит, но скорость такая высокая, что холод сковывает глаза. Местные смотрят на нас с ужасом, представляю, что у них творится в голове. Второй катамаран безбожно отстал, видать у них штаны непромокаемые и с начесом. Выпрыгиваем на берег, хватаем катамаран и бежим в гору, как чумные. Люди на горе в шоке, смотрят на нас, как на пятиборцев. Бросаем катамаран на разбитые бутылки: нам уже все равно, и пулей в баню. Баня - это что-то: горячий воздух поступает сверху, холодный ненавязчиво подается снизу, голову дурманит от дыма, ноги стынут от ветра. Ничего, успокаиваю себя, это карельский вариант. Моемся из шаек. Вваливается вторая группа. Тепло человеческих тел создает эффект метро: надышали и уже не холодно, как те муравьи в актовом зале. Вытереться нечем, поэтому использую майку и голый, но гордый, в ботинках из мокрого "Гортекса" вышагиваю к избушке. Переодеваюсь в приличное. Едим: борщ, соленые огурцы, водку и пиво. Отпускает немного. Андрей включает камеру, говорим какую-ту чушь о том, как всем было хорошо. Я несу что-то о Корее и великих идеях чуч-хе. Миша смотрит на меня, как пингвин на тапира и все нудит о следующем походе-охоте в неизведанные чащи с облаками гнуса, но великолепной рыбалкой и охотой. Находятся те, кто ему вторят, обещая приехать.

Заваливаемся в "Митсубиси". Мчим к вокзалу. На перроне покупаем порнографические журналы, на бегу их разглядываем, вгоняя в краску проводниц. Падаем в вагон. У каждого свои дела: Игорь кадрит двух страшенных баб: вот до чего довело человека отсутствие брома, Андрюха кашляет и чихает, второй Андрей внимательно читает порно-журнал и мирно засыпает на груди у девушки месяца, мы яростно спорим с Юрой о торговом флоте. Потом все как обычно: буфет-ресторан, эскалоп с яичницей, водка, рожи, переходящие в лица, подглядывающий мент, "Лодейное поле", черный хуй вам на заборе, закрытые туалеты, тамбур, мудаки, верхняя полка, двойной храп, все, Москва, Стас и теплая "Вента".

Кстати, для любителей и защитников природы сообщаю, что мы, по совету Миши, не затушили ни одного разведенного костра в надежде, что они погаснут сами, хотя мозг так и рисует картины полыхающего соснового леса, вылетающих из него уток и выбегающих медведей... Так и хочется сказать: "Смотри, прям на выстрел заходит, гад! Жаль охота запрещена!".