Часть 1: «Нас растили как альпинистов»

Александр Хубер (Alexander Huber) – младший из двух братьев Хуберов. Уже в отрочестве этот уроженец Берхтесгадена был просто в восторге от «хождения в горы». В 11 он уже стоял на своем первом четырехтысячнике. Родился он в 1968 году, и из двух братьев именно он более прагматичен и обладает феноменальным терпением. В то же время, как дипломированный физик, он аналитик, плановик и рационалист, который преследует свои цели с настойчивостью, которую врядли кто может превзойти. И, наконец, Александр – опытный горный гид и инструктор по лыжам, а с 1995 года – профессионал в этих видах деятельности. Сейчас он живет в Траунштайне.

Как ты начал заниматься альпинизмом/скалолазанием?

Нам с братом повезло, что у нас родители были влюблены в горы. Они никогда не упускали возможности брать нас с собой в горы уже в самом раннем возрасте. Если же говорить об экстремальном направлении, о скалолазании в частности, то, это, все же, был скорее наш отец, кто привел нас в этот спорт, так как он был в свое время и остается до сих пор, восторженным экстремалом - скалолазом. Сначала и от Томаса ничего не зависело, так как наши родители просто привели нас в горы. Сначала даже бывало так, что Томас был менее увлечен горами, чем я, и я даже более охотно шел с ними. Когда же мы выросли из детской обуви, было уже ясно как день, что мы оба стали настоящими фанатами гор, начиная с лыжных поездок, походов в горы, восхождений на вершины,– на четырехтысячники - и до скалолазания. Примерно в то же время случилось нечто, что стало для меня ключевым моментом. Это было на восхождении на мой первый четырехтысячник. Мне было 11 лет и это был совершенно особенный момент для меня. До этой минуты моей жизни, все это для меня было простым приключением. Когда в столь юном возрасте стоишь на такой огромной горе, такой незащищенный, в этом холоде, на большой высоте, посреди этой белой пустыни страны ледников, все это очень впечатляюще для ребенка, и я уже тогда понял, что снова и снова захочу пережить это приключение. Вот таким было мое рождение для скалолазания и альпинизма.

Проходило ли твое восхождение на первый четырехтысячник совершенно без проблем или тогда были затруднения, о которых ты можешь вспомнить и сегодня?

Восхождение проходило под руководством нашего отца. Он был нашим наставником и при каждом удобном случае брал нас на восхождение в большие горы, куда мы сами поднялись бы только отчасти самостоятельно. Мой отец был большим авторитетом для меня, так как я мог ему доверять и был полностью в нем уверен. Суть приключения состояла для меня не в том, что я в какой-то момент уже сам должен был принимать решения и вступать в неизвестность, а просто в этих гигантских размерах гор, в дикости этой местности, подобной которой нет у нас в Средней Европе. Альпы представляют собой последнюю крупную неприкосновенную область в Европе.

Каково твое основное направление? Лазание ли это или это походы в горы или, все же, комбинацию всего вместе?

Мы с Томасом – альпинисты очень широкого профиля. Мы в столь же малой степени профессионалы в скалолазании, сколь и в высотных восхождениях. В том числе из-за того, как мы пришли в альпинизм и скалолазание. Наш отец или, точнее, наши родители привели нас сначала в горный туризм, позже мы начали развиваться в горнолыжном направлении, и тогда было, естественно, совсем немного экстрима и во время восхождений на четырехтысячники. И только после этих восхождений на четырехтысячники, когда мне исполнилось 12 лет, нас впервые стали брать в скалолазные поездки. И когда я все это вспоминаю сегодня, когда есть все эти скалолазные приспособления и к спорту приобщают самых маленьких, то это, конечно, было очень поздно. Но в то время скалолазание просто было не столь популярно, и никому бы в голову не пришло тренировать детей более раннего возраста. Но в чем-то это было и более правильно. Мы росли именно как альпинисты и потом уже стали скалолазами. По случаю, мы оказались очень талантливы в лазании. И такой симбиоз - то, что мы, как раз, не только скалолазы, но и альпинисты с опытом от A до Я - дал нам шанс применять все это так, как это раньше редко удавалось; как то использование трудного лазания на больших высотах, на восхождениях на большие альпийские стены, и все это с высоким мастерством спортивного скалолазания.

Что вызывает ту страсть и одержимость, с которой вы занимаетесь этим спортом? Что заставляет вас двигаться вперед?

Я уже объяснил, что это было за чувство, когда я достиг вершины моего первого четырехтысячника, и, в известном смысле, это по-прежнему то же самое чувство, которое приводит меня в действие, когда мы идем в большие горы: оно же было бы и в Патагонии, и в Каракоруме, и в Гималаях. Однако, у нас в Альпах на Монблане, это просто этот самый приключенческий компонент, когда вступаешь в нечто неизвестное, когда наперед стопроцентно нельзя просчитать все, что составляет обаяние восхождения. Конечно, важно, чтобы был план восхождения, чтобы не бросаться на штурм без всякой привязки и каких-нибудь наметок, но, в то же время, нужно быть всегда гибким, нужно быть всегда готовым принимать условия такими, какие они есть. И никогда не может быть стопроцентного успеха, особенно если берешься за особенно требовательные проекты. Нельзя иметь успех на 100 %. И эта определенная неизвестность - это та соль в супе, это та эссенция, то, от чего дух захватывает, то, что снова так ярко дает почувствовать, что действительно живешь.

У вас с братом очень разные жизненные ситуации. Ты еще не женат и у тебя нет детей, а у Томаса уже есть семья. Изменился ли твой брат в связи с тем, что теперь он несет ответственность за жену и детей? Стал ли он относиться к вашим проектам иначе?

Я бы сказал, что ничего не изменилось. Если Томас на горе, то речь идет только о самом восхождении. Естественно, Томас осознает, что у него есть определенная ответственность, но если речь идет именно о риске, то в конечном итоге все обстоит таким образом, как мы хотели бы все это пережить в первую очередь сами. И у меня эта воля к жизни не слабее чем у Томаса. Необдуманно я не ставлю на карту мою жизнь только из-за того что знаю, что у меня нет детей. Наверное, в альпинизме дела обстоят таким образом, что мы достигаем чего-то, только ставя на кон наши жизни; чем больше ставка, тем больше получаешь. Если ставишь жизнь, можно быть уверенным, что опыт будет очень значимым. Но поэтому мы - не азартные игроки. В альпинизме опасность настолько вездесуща, что никакой азартный игрок не зашел бы далеко.

Был ли и есть ли у тебя пример в спорте?

У меня были, наверное, примеры для подражания, которые и сегодня остаются для меня таковыми. Если говорить о личностях в альпинизме и скалолазании, образы которых оставили яркий след в моем сознании, то ним принадлежат, конечно, Герман Буль ( Hermann Buhl ) и Рейнхольд Месснер ( Reinhold Messner ), с которым мне фактически удалось пообщаться; это был 1986 год, когда он как раз покорил все свои восьмитысячники и отправился во всемирное турне, тогда я смог вживую посмотреть его доклад, и для меня это было очень впечатляюще. Месснер мог производить невероятно поляризующее впечатление, у него есть и невероятная харизма, и ужасно интересная манера рассказывать и описывать события. Уже тогда это очень привлекло меня. Другим человеком, с которым я очень охотно познакомился бы, является Райнхард Карл ( Reinhard Karl ), который знаменит тем, что первым из немцев достиг вершины Эвереста в 1978, и который, в известном смысле, воплощает собой все то, что составляет для меня понятие «альпинист». Райнхард Карл не был профессионалом в одном направлении, как высотник, на пример, или только как скалолаз, а просто занимался всеми разновидностями альпинизма. Его, как скалолаза, можно было найти как на стенах Йоссемитах или Патагонии, так и в Гималаях. Такая поливалентность в альпинизме, делает его, естественно, с одной стороны, по-спортивному интересным и, с другой стороны, в восхождениях появляется также огромная многогранность всех переживаний, которые они могут предложить. Также в то время примером для меня был очень известный немецкий спортивный скалолаз Вольфганг Гюллих ( Wolfgang Gullich ), который был для меня абсолютный корифеем в альпинизме, но который, к сожалению, погиб в 1992 в автомобильной катастрофе. Как спортсмен-скалолаз он мне очень ярко запомнился своими критическими взглядами на сам спорт, на то, что вообще обозначает слово «спорт», своими этическими оценками спортивного лазания.

Часть 2: «Страх жизненно необходим»

Итак, мы уже поговорили о твоем детстве. Но у всех на устах ваши сегодняшние проекты. Что между тем происходило в течение этих лет? Повлияли ли альпинизм и любовь к природе на твой профессиональный рост? Ты ведь изучал физику.

Когда нам с Томасом было 12 и 13 лет соответственно, мы начали заниматься скалолазанием и это нас очень сильно увлекло. Мы оба были поглощены лазаньем и были так фанатичны по отношению к нему, как может быть фанатичен только очень молодой человек, занимающийся спортом. Это, естественно, повлекло повышение наших результатов в лазании, но мы постоянно хотели двигаться дальше в этом направлении. Это было ужасно крутое время, когда молодые приверженцы «бури и натиска» давали полный газ, чтобы познать сам альпинизм и границы собственного мастерства, чтобы понять, на что они психически способны. Нам тогда даже и в голову не приходило, что мы когда-нибудь будем заниматься этим спортом профессионально. Мы просто пытались делать все как можно лучше, чтобы привозить эти особенные переживания домой. И тут уже проявляется различие в том, ходит ли человек по границе своих возможностей или нет. Переживание гораздо интенсивнее, если пытаешься познать свои границы. И вот, в какой-то момент я окончил школу и проходил службу работником спасательной службы. И тогда я, наверное, понял, что моя первоначальная цель – изучать медицину – не совсем по мне. Поэтому я склонился на сторону моего природного таланта – естественных наук, и, в частности, физики. Итак, я изучал физику и изучал ее очень целенаправленно, по принципу максимума минимума – максимум результата при минимуме издержек. Для меня так же было очень важно закончить обучение настолько хорошо, насколько это возможно, что мне также удалось и в моем дипломе в графе физика стоит оценка очень хорошо. Позже это успешное окончание курса позволило мне попробовать то, чем я сейчас занимаюсь. Сразу же после окончания института, когда у меня на руках уже был диплом, я даже не начал писать резюме, а сразу отправился в горы, и мы с Томасом провели экспедицию в Гималаи. Оттуда домой мы привезли просто фантастический успех, который укрепил наши позиции на мировой арене и принес нам известность. Нас стали воспринимать совсем по-другому. До этого мы были больше известны как скалолазы, будь то дома в Альпах или в Йоссемитах. Но многие даже не могли предположить, что мы действительно можем обрести мировой успех и в больших горах, так как они не знали нашего прошлого, откуда мы происходим. Для многих мы всегда были специалистами по скалолазанию, но то, что мы росли именно альпинистами в высокогорных районах, то этого момента было им не известно. После этого мне потребовалось еще 2 года, чтобы утвердиться как профессиональному альпинисту. В этой связи самым главным для меня является то, что в 1986 году я вживую смог встретиться с Рейнхольдом Месснером, когда он презентовал свой доклад, и тогда я довольно быстро усек, что в альпинизме главное – жить своей страстью. В то же время я четко разграничиваю альпинизм и свою профессию. Как и раньше, альпинизм остается моей страстью, моим увлечением, которое дат мне основу для применения профессиональных знаний. А моя профессия это всего на всего передавать общественности мой горный опыт через написание статей, публикацию книг и, прежде всего, через доклады.

Сколько времени в день или в неделю ты эффективно проводишь на горе?

Это зависит от того, какова задача поездки. В марте-апреле, когда я провел 60 выступлений, я, конечно, большей частью ездил по городам Европы. В такие периоды, конечно, очень редко удается потренироваться вне помещений. Но сейчас есть возможность пойти в зал, потому что почти в каждом большом городе есть скалодром. Тогда это получается чистая тренировка, на которую обычно уходит в среднем четыре часа в день. Когда ж я иду полазать или у меня есть время на лазание, так как я не езжу с докладами, фактически получается так, что мы 5 дней в неделю занимаемся скалолазанием, а, когда отвлекаемся от скалолазания, все равно весь день проводим в разъездах. Если воспринимать скалолазание и альпинизм как мою профессию, то работаю я бесконечно много. Но мы, все же, не воспринимаем их как нашу профессию в прямом смысле этого слова, а, как и раньше, они остаются нашим увлечением. Таким образом, мы действительно осуществили свою мечту связать нашу профессию и наши увлечения.

Проводите ли презентации вы вместе с братом?

Нет, мы принципиально проводим их раздельно. Это хорошо, в том числе потому, что у нас очень разные стили ведения доклада. Мы оба довольно успешны как докладчики, но, все же, мы очень отличаемся. Делать доклад – это что-то очень личное. Можно, конечно, и копировать докладчика. Со временем я посмотрел выступления всех известных докладчиков. Хотя всегда пытаешься удерживать инициативу, можно гарантировать одно: ты можешь забыть, что кого-то копируешь. Нужно быть самим собой и только тогда все пройдет правдиво и правильно.

Что бы ты стал делать, если в один прекрасный день ты по какой-либо причине больше не смог лазить?

Не могу сказать. Я даже не хочу представлять себя в такой ситуации. Когда я окажусь в такой ситуации, я и без того буду ломать над ней голову, а все то, что я хотел бы просчитать заранее, окажется абсолютно недействительным, в то время, как ситуация такого рода будет совершенно в новинку.

Что ты думаешь на тему опасности для жизни? Пытаешься ли ты ее избегать? Как ты сам сказал, опасность в альпинизме вездесуща.

Принципиально опасность в альпинизме присутствует во всем, и восприятие этой опасности, чувство страха, которое она вызывает в нас, - очень важные ощущения, по которым мы должны ориентироваться. Можно с уверенностью сказать, что страх необходим для существования, но это верно не только применимо к альпинизму, но и ко всем ситуациям, когда человек сталкивается с какой-либо опасностью. Даже выходя на улицу, мы подвергаемся опасности. Конечно, каждый человек, переходя улицу, испытывает страх расстаться с жизнью. Но совершенно не обязательно, что он начинает нервничать из-за этого. Как взрослый человек, каждый знает все опасности уличного трафика, воспринимает их и знает, что если к ним отнесется адекватно, то останется живым. Он концентрируется на короткое время, смотрит налево, направо, не идет ли какая машина, и если нет – переходит улицу. Совсем по-другому дела обстоят с маленькими детьми, которые не знакомы с опасностями улицы. Может так произойти, что один из них просто побежит через улицу и будет сбит насмерть. Таким же образом ведет себя в горах безмозглый неопытный человек, который не понимает, что в данный момент он находится в ситуации, опасной для жизни, и следующий момент он может с этой жизнью расстаться. Ясно, что в этот момент он страха не испытывает, так как не может воспринять опасность, что в таком случае влечет за собой также и негативные последствия. Типичным примером служит лавинная опасность в горах, когда, к примеру, чтобы покататься на лыжах, люди поднимаются на гору на подъемнике, не имея понятия о том, насколько опасна на самом деле лавина. Они видят только крутой склон, покрытый рыхлым снегом, и бросаются на него вниз. Если им повезет, то они совершенно беззаботно скатятся вниз по слону, а если не повезет, то пойдет лавина, и они умрут. Восприятие опасности и такого рода страх являются, по моему мнению, существенной составной частью альпинизма. Мы уже очень осознанно работаем с тем, что происходит в опасной ситуации. Когда мы ставим на кон наивысшее благо, которое есть у человека, а именно его жизнь, тогда я могу быть полностью уверен, что это, должно быть, очень интенсивная жизнь. Разумеется, ставка в жизнь не означает, что мы разбрасываемся Именно потому, что я люблю жизнь, я ставлю ее для того чтобы испытывать яркие чувства. Однако, я, все же, всегда буду защищать свою жизнь и ногами и руками.

Получил ли ты это осознание опасности еще в детстве от родителей или оно развилось со временем вследствие пережитого опыта?

Наверное, в этом отношении наш отец был для нас тем наставником, который сформировал наши жизненные ориентиры в нас уже в юные годы. Конечно, впоследствии мы их и дальше разрабатывали. Это в природе вещей. Наставник может только инициировать процесс: я не могу вложить в своего ребенка все, что узнал сам, я могу только заложить основы, а дальше это зависит уже от него самого, как строить свою жизнь. Так было и с нами.

Как ваш отец расценивает вашу карьеру? Он же наверно не рассчитывал на такое развитие событий.

Наш отец – столь восторженный альпинист, что если бы у него тогда были возможности, он сделал бы то же самое. Он действительно талантливый альпинист, но, конечно, из-за начальных условий у него не было возможностей вырваться из узких горизонтов и уезжать далеко от дома. И в своих масштабах он другого не делал. Но для него есть еще также цели, которые означают преодоление границ, как для него, так и для нас. Собственно, мой отец был фермером, но в какой-то момент он тоже превратил свое увлечение в профессию и сейчас работает горным гидом. И пока он ходит на двух ногах, он будет заниматься этим делом, так как это доставляет ему огромное удовольствие. Между тем сейчас ему 69 лет. Я был бы рад, если бы мне удалось в таком возрасте быть таким здоровым и крепким, что можно было бы столь же воодушевленно путешествовать.

Часть 3: "Это еще не конец моей карьеры альпиниста"

Как ты опишешь себя самого? Как авантюриста или как спортсмена - экстремала?

И так, и так, конечно. Я всегда делал все, что было хоть немного увлекательно - катание на лыжах, полеты с парапланом и так далее. Авантюризм мой наверно немного преувеличен, так как он всегда связан с белыми пятнами на Земле, но таких сегодня больше не осталось. Но я люблю увлекательные моменты вне залов. Абсолютно ясно, что я – «оutdoor»-спортсмен. В отношении спорта я всегда был честолюбив, просто мне доставляет удовольствие достигать своих пределов, и если возможно делать это вне четырех стен, то тем лучше. Поэтому альпинизм для меня - это мечта.

По каким критериям вы отбираете проекты?

Все, на что глаз ляжет. Когда руки чешутся взяться за проект и знаешь, что просто хочешь это сделать. Если хочешь сделать что-то, что требует полной отдачи, то, если действительно воодушевлен проектом, остается только довести его до победного конца. Как профессионального альпиниста, меня часто спрашивают, делаю ли я теперь все только из-за паблисити. Я могу только сказать, что когда человек стоит прямо под вертикальной и слегка нависающей стеной доломитов высотой в 500 м на фри-соло восхождении маршрута Diritissima по Большому зубцу Северной Стены, можно предположить, чего этот человек хочет. Или такое делают по своему внутреннему стремлению, или не делают вообще. Я считаю, что никаким способом в мире нельзя заставить человека, чтобы он против своей воли и без воодушевления туда забрался.

Каким был на сегодняшний день твой самый трудный проект или он тебе еще предстоит?

Не могу сказать ни того, ни другого. Имеются уже значительные поворотные моменты в моей жизни, но проекты настолько разнообразны и различны по восприятию, что я не могу сказать, что было чем. Чисто со спортивной точки зрения, это - спортивное лазание 11й категории сложности, что было для меня тогда абсолютной границей возможного – с начала до середины девяностых я открыл для себя самые трудные альпинистские спортивные маршруты мира. Но в этом, естественно, нет приключенческого компонента. Это стоило мне ужасно большого количества энергии, там я применил все, чтобы достичь наибольшего. Следующим большим переживанием было то, что я свободно вылез в парке Йоссемиты стену Salathe и приобрел вместе с тем международное уважение. Это не было ни самое трудное, ни самое исключительное, что я до сих пор делал, но это была веха - так же как первая большая победа в турнире для игрока в теннис. Это был, вероятно, еще не Уимблдон (Wimbledon), а только Австралиан Опен (Australian Open), но, все же, это может оказаться столь же серьезным, как и выиграть Уимблдон. И тогда с уверенностью могу сказать, что моим Уимблдоном была экспедиция на Latok II в Каракоруме в 1997 непосредственно после учебы. И тогда я приплюсовываю также фри-соло прохождение маршрута Diretissima по Большому зубцу. И далее по списку у нас было бы еще лазание на скорость – фильм Am Limit. И все это столь различные проекты! Большие горы, восхождение на Большой зубец северной стороны без страховки, лазание на скорость, или фри биг-волл в Йоссемитах, спортивное лазание в 11-й категории, - и я не могу сказать, то или это или еще что-то было самым трудным. По-настоящему удивительным в альпинизме является то, что он так многогранен, как мало что другое.

Какими качествами нужно обладать, чтобы быть успешным как альпинист и скалолаз?

Я уже несколько раз упоминал, что нужна определенная страсть. Это решающий момент. В конце концов, все другие вещи только сопровождают эту страсть, будь это выносливость, мотивация, или мастерство. Также то, что характерно именно для альпинизма и что в каком-либо другом спорте встречается намного реже, - креативность. Горный мир разнообразен, горы в корне отличаются друг от друга, и то, что на этих различных стенах можно делать и какими средствами, требует ведь определенной креативности. Выдающиеся альпинисты всегда оставались в истории альпинизма больше не из-за их неимоверно исключительной работоспособности, а, прежде всего, из-за их взглядов и креативности. Если теперь снова вернуться к обсуждению известных личностей: Рейнхольд Месснер, наверное, не был самым сильным альпинистом в свое время, но он был провидцем и он просто первым пробовал что-то новое и делал это. Потом всегда были люди, которые делали это быстрее или лучше чем он, но кто был первым? Месснер был пионером. И просто в настоящее время новаторство еще является самым важным - через 100 лет, может быть, будет по-другому, так как тогда больше не будет столь многого, что стоит исследовать в альпинизме. Я воспринимаю нас с Томасом тоже как абсолютных пионеров в альпинизме. Когда мы не были еще профессиональными альпинистами, меня спрашивали, что же еще мы хотим делать после Месснера? Все горы покорены, покорены и самые высокие горы, на которые, на одну за одной, взошел Рейхольд Месснер; но теперь ведь уже понятно, что мы создали в известном смысле новую форму альпинизма, которая ничем не связана с тем, что сделало поколение перед нами. При таком рассмотрении наше новое поколение создало себе свое собственное направление.

Каковы твои сильные стороны?

Страсть и креативность. Мы гарантированно принадлежим к самым творческим типам. Это видно по разнообразию историй, в которых мы принимаем участие.

А твои слабости?

Если быть честным - мы никогда не были самыми сильными, чисто из физических предпосылок. Я был всегда тяжеловесным, что не так уж хорошо для альпинизма. Но, слава Богу, в альпинизме не все зависит только от чистой силы, а больше ведь от техники и подвижности. И здесь я с удовольствием цитирую Вольфганга Гюллиха, который всегда говорил, что мозг - самая сильная мышца скалолаза. Я отнес бы это и к альпинизму.

Как думаешь, как долго еще ты сможешь заниматься этим спортом в таком экстремальном ключе?

Это не секрет, что 39 лет – это не начало карьеры. Действительно мы были счастливы, когда мы в более молодом возрасте занимались спортивным лазанием, где речь идет, прежде всего, о мощности мышц, и нажатии на полный газ. Я никогда еще не был самым сильным, если речь шла о том, чтобы удерживаться на маленьких зацепах, но это, к счастью, также все еще и дело координации и расчета, так что можно все же кое-чего добиться. Это как в соревнованиях в гимнастике. Ты можешь быть чемпионом мира на тренировках и владеть всеми элементами в совершенстве, но ты должен быть настолько же силен еще и умственно, чтобы без ошибки выполнить на соревновании упражнение в произвольной программе. Умная голова тоже засчитывается. Позже, в 1997 с первыми экспедициями, мы уже постепенно поменяли род занятий. Мы знаем, что мы уже больше не сможем долго быть в спортивном лазании «№1», там у нас нет шансов на лидерство, для этого мы по-настоящему слишком стары. Но есть как раз и такие дисциплины как лазание на скорость на маршруте Nose (Эль Капитан), его там лезут почти 3 часа, и это дисциплина выносливости, и похоже на марафонский бег. Я напомню только о Розе Мота (Rosa Mota), которая только в 43 года стала олимпийской чемпионкой. И в экспедициях в выигрыше ведь часто остаются 45-летнее «старые волки», так как у них есть огромный опыт. Они, вероятно, не могут не уступать в мощи самым сильным, но они могут многое компенсировать опытом. Поэтому я еще не вижу себя сегодняшнего в конце моей карьеры альпиниста.

Пожалуйста, дополни эти предложения:

Природа для меня... мой домашний очаг.

Если кто-то и может переживать мои чувства при лазании как свои, то это точно... мой отец и мой брат.

Моей самой важной целью на ближайшие 5 лет можно назвать... выстроить жизнь таким образом, чтобы, когда я оглянусь назад, я смог сказать, что это был верный путь.

Моя вторая большая страсть наряду с альпинизмом... мой дом, моя семья, мои друзья.

Интервью вела Соня Гюлднер-Хамель (Sonja Guldner-Hamel) в преддверии экспедиции«Antarctica» Александра и Томаса Хуберов!